— Какая ты красавица, Рианн, — говорит она совершенно искренне. — Арсенио не мог сделать лучшего выбора.

Леди Катерина отступает, и лорд Абелардо подхватывает мою руку и осторожно, едва касаясь, запечатлевает на моих пальцах вежливый поцелуй.

— Арсенио писал, вы оборотень по происхождению, — уточняет лорд.

— Волчица, — отвечаю я.

— Чудесно. Рад, что ты, сын, не только составил прекрасную партию, но и поддерживаешь многовековые традиции нашего народа. В нынешнее время это большая редкость, — произносит лорд Абелардо тоном серьезным, торжественным и поворачивается к Байрону и Клеону. — Господа, добро пожаловать в род эль Абелардо.

— Папа, — вздыхает Арсенио.

— Он тоже скучал по тебе все эти годы, — шепотом уверяет леди Катерина. — Действительно скучал. Мы же не знали, когда ты вернешься и вернешься ли когда-нибудь вовсе…

— Но я здесь, я вернулся.

— Надеюсь, что надолго.

— Навсегда, ма. Ну что, поехали домой?

Байрон и Клеон переглядываются, пряча понимающие улыбки, берут меня под обе руки, и мы все вместе идем через зал к выходу, солнцу и новым надеждам.

Эпилог

Традиционное письмо от Тессы приходит с утренней почтой — я настояла на обмене обычными посланиями на бумаге, мне удобнее, приятнее и читать с листа, и писать на нем, не люблю я эту обезличенную, холодную переписку в сети, пусть и нынче все ею пользуются, нахваливая за скорость и экономию. Однако прочитать письмо получается только во второй половине дня, когда все наши малыши засыпают и дом наполняется покоем и той благословенной тишиной, ценить которую в полной мере начинаешь лишь после появления трех детей.

Особенно когда осознаешь, что едва ли тишина эта затянется надолго.

Патрику, сыну Клеона, не исполнилось еще и года, когда родились его младшие единоутробные брат и сестра. Эйдан крепкий, веселый малыш, порою шумный чрезмерно, требующий всеобщего внимания исключительно к себе — точь-в-точь как Арсенио в этом возрасте, уверяет Катерина, — а Энид спокойна и невозмутима, словно уже сейчас, в три месяца, понимает, что плакать громче брата бесполезно, бессмысленно, и оттого не считает нужным опускаться до его уровня. Мы с Байроном то и дело спорим, решая, от кого у нашей девочки зеленые глаза.

Байрон полагает, что от меня.

Я считаю, что от него.

А Клеон — из вредности, не иначе, — говорит, что мягкий светлый пушок на голове Энид точно от него, у него в детстве, мол, тоже светлые волосы были, а позже потемнели. К счастью, Байрон не Арсенио и на шутливые провокации Клеона не реагирует, убеждая меня в том, что характер-то Энид наверняка взяла от папы.

Я и инкубы приносим брачные обеты всего лишь десять дней спустя после прибытия в Лайвелли. Мне и жаль, что брат не смог присутствовать на моей свадьбе, и радостно, что я все-таки выхожу замуж — и выхожу за любимых мною мужчин, не за навязанного жениха, несчастного не меньше, чем я. До свадьбы мы живем в доме родителей Арсенио — и, разумеется, спим в разных спальнях, причем по настоянию Арсенио, не желающего смущать мать с отцом, хотя Клеон тут же замечает, что ни одного инкуба не смутишь таким соотношением мужчин и женщин в брачном союзе и в постели, — и еще два месяца после, прежде чем переезжаем в дом отдельный, просторный и светлый, расположенный неподалеку. Пожалуй, Клеон больше всех доволен сменой полиса, он в совершеннейшем восторге от отсутствия в Лайвелли городских стен, жесткой защиты и запретов на использование порталов. Первое время Клеон и говорить больше ни о чем не может, кроме как перечислять беспрестанно, какие тут открываются возможности для порталов малого радиуса покрытия, и повторять, что за ними будущее, что когда-нибудь они войдут в быт так прочно, что никто и жизни без них не помыслит, что однажды сеть телепортов будет соединять и полиса, и города за горами и даже за морем, окончательно вытеснив весь транспорт дальнего следования. Ныне у Клеона небольшая частная контора, занимающаяся созданием, настройкой и открытием порталов, Арсенио по-прежнему оказывает всевозможные услуги, связанные с кристаллизаторами, и заверяет, что теперь у него все легально, ничего опасного и противозаконного. Дома он больше не работает, у нас только один кристаллизатор, стоящий в библиотеке, для общих нужд, а в качестве рабочего кабинета Арсенио снимает два помещения в деловом секторе Лайвелли. Байрон же всегда рядом, моя опора и поддержка, он нашел себе занятие по душе в нашем доме, хотя, знаю, многим кажется странным, что молодой здоровый мужчина добровольно занимался домашним хозяйством и детьми. Я не представляю, чтобы я делала без помощи Байрона, особенно на последних сроках, но и не настаиваю, чтобы он все время уделял исключительно мне, детям и хозяйственным хлопотам. Если он захочет попробовать себя в чем-то ином, если решит поискать свое призвание за стенами нашего дома, я не стану останавливать его, не стану упрекать и требовать быть только с нами. В конце концов, нам вполне по средствам нанять прислугу, да и я не сижу праздно, проводя время лишь за чаепитиями, вышивкой и светскими визитами к знакомым.

Первая беременность проходит хорошо, тошнота не возвращается и никакие прочие возможные недомогания не мучают меня. Патрик рождается в положенный срок, здоровый, крепкий и удивительно серьезный, с темными глазами моего отца и Эвана. Сыну радуются все одинаково, даже Катерина и Армандо, пусть я первое время и испытывала неловкость, когда лорд и леди Абелардо приходили навестить малыша.

Вторая беременность является сюрпризом для всех, особенно для меня, не ожидавшей, что я понесу так скоро. На сей раз инкубы отмечают мое состояние прежде меня и почти три месяца Арсенио, Байрон и Клеон не могут понять, кто же из них троих станет отцом. В письмах к Тессе я жалуюсь на чрезмерную заботу со стороны супругов и, припомнив ее предположение о двойне, выражаю надежду, что теперь и впрямь жду двоих малышей. После некоторого размышления я сообщаю инкубам, что хотят они того или нет, но нам придется подумать о предохранении, я люблю и Патрика, и того, кого ношу под сердцем, и всех своих супругов, однако не имею никакого намерения ежегодно беременеть и рожать. Не желаю превращаться в замученную сельскую клушу, окруженную огромным хнычущим выводком, не желаю выяснять на личном опыте, способна ли волчица после многочисленных беременностей располнеть, подурнеть, перестать быть легкой на подъем и сколько-нибудь интересной своему мужу. Обычно у оборотней не рождается больше двух-трех детей, но у меня все же не один супруг и каждый из них инкуб.

Только на четвертом месяце становится ясно, что Лаэ услышала мои молитвы и что пришел черед Арсенио и Байрона познать полную радость отцовства.

Устроившись поудобнее в кресле в гостиной, полной тепла и солнечного света, я вскрываю конверт и читаю письмо Тессы. Девушка пишет, что у них с Эваном все хорошо и что мой брат обязательно позже напишет мне лично, когда, разумеется, найдет на это время — знаю, Эван никогда не отличался любовью к эпистолярному искусству. Сама Тесса занята подготовкой к свадьбе, назначенной на это лето, — Эван, верный традициям, все же сумел уговорить свою пару на официальную регистрацию отношений, несмотря на нежелание девушки торопиться и становиться замужней дамой в столь юном, по ее мнению, возрасте.

Впрочем, пишет Тесса, она счастлива, действительно счастлива за меня, рада, что у меня есть любящие мужья и наши детки, но лично она, Тесса, пока не готова становиться еще и матерью. У нее выпускной год в университете, подработка в салоне госпожи Эльяни в качестве практикующей гадалки и масса планов на будущее, в которые декрет не входит никаким боком.

Я улыбаюсь, читая эти строки. Думаю, что, пожалуй, надо написать в ответном послании, что когда Тесса возьмет на руки свою новорожденную кроху, то весь мир для нее переменится в одночасье, она поймет, какое это ни с чем несравнимое счастье — дарить новую жизнь, быть матерью, нянчить своего ребенка. Но затем я отбрасываю эту мысль. У каждого свой путь и всему свое время.